Панасюк
Панасюк Л.К.

Интернат ты наш, интернатушка...

“Чуткость — это когда человек слышит не ушами, а сердцем…”

Работала воспитателем и учителем биологии в школе-интернате г. Лунинца со 2 сентября 1981 года по 1990 год. Память возвращает меня в те далёкие уже теперь семидесятые годы, когда приехала в совсем незнакомую мне деревню — Велуту. И только теперь, по прошествии 40 лет, понимаю, какую поддержку я получила от совсем чужих мне людей: коренных жителей деревни, учителей, которые были рядом, мне их пришлось бы перечислять долго, а главное от детей, к которым я приходила каждый день. Они верили мне, чутко откликались на каждое моё слово. Наверное, я была не очень опытной, часто ошибалась, но они прощали мне. Спасибо им. С ними я училась сама, с их помощью формировались мои педагогические взгляды.

Восьмидесятые–девяностые годы работы занимают особое место в моей памяти. Это время работы в школе-интернате г. Лунинца. Помню первые свои впечатления: чужие детские лица, почему-то густо смазанные зелёнкой. Человек, который накладывал на них это снадобье, явно, меньше всего думал об экономии. Так медработник боролась с кожными инфекциями. И судя по количству лиц, несущих следы этой “борьбы”, медицина была далека от “победы”. Эти лица смущали меня. В их глазах я видела некую напряжённость и постоянную готовность к конфликту. Лица сельских детей, с которыми я работала 11 лет, были совсем другими. Свободных предметных часов не было, и я была назначена воспитательницей во второй класс. Самыми близкими моими коллегами стали Валентина Павловна Осипова — второй воспитатель и Светлана Борисовна Ледовских. Чувствовала себя рядом с ними студенткой-практиканткой, хотя Светлана Борисовна была моложе меня. Для того чтобы понять методику работы с детьми, приходилось бывать у неё на уроках. Она была очень хорошей учительницей. Итак, вместе с детьми я поступила во второй класс. Постепенно привыкла к детям, уже они не были такими чужими, как мне показалось раньше, а может быть это так и было, что в моём классе были лучшие дети, с самыми приятными лицами. Как-то, очень ко времени, мне попались слова Л. Толстого «Мы любим людей за то добро, которое им сделали, и ненавидим их за то зло, которое им причинили». Это мне помогало в общении с детьми, стократно подтверждая эти слова. Преодолевая себя, мне надо было делать то, что делает мать, ведь детям было только восемь лет.

Большой нашей проблемой был педикулёз. Некоторые дети уезжали на каникулы домой. В доброй половине их семей царила полная антисанитария. Поэтому только что приведённые в порядок волосы на голове у детей после возвращения надо было опять «обрабатывать». Всех подробностей, которые входили в обязанности воспитателя, даже перечислить невозможно, это большая и деликатная тема. Но эта работа делала детей ближе и роднее. Никогда не напоминать ребёнку и не упрекать его тем, что известно только мне. Так должно было быть, так я старалась поступать. Всегда ли получалось? Может быть и нет. Ведь мы, люди, не ангелы во плоти. Да и не всегда комфорт детей зависел от нас. Что можно было делать с таким фактом: Саша получал обувь, носил её сезон и сдавал в конце сезона почти как новую, а Серёже Б. (который в одну минуту запоминал любое правило из учебника) пары обуви хватало ровно на месяц. Через месяц он пяткой наступал на «задник» и никакой Роман Петрович, наш уважаемый сапожник, не мог привести её в нормальный вид. Так и ходил мой Серёжа в искривленной обуви до конца зимы, ведь 2 пары на зиму не полагалось. А с наступлением весны обувь ещё и намокала. В спальном корпусе, на первом этаже, была сушилка, но за ночь даже хорошая обувь усыхала так, что одеть её и носить было очень трудно или с утра она кому-то приглянулась лучше, чем своя. Подобное происходило и с одеждой: стираные в одной общей машине школьные костюмы приобретали мятый и неприглядный вид, поэтому, когда дети немного подросли, стирали свои костюмы сами в прачечной, а для этого почти к каждому костюмчику надо было приложиться самой. А потом утюжка. Где ты есть, Андрюша Курлович, помнишь, ты мне сказал: «Лариса Константиновна, всю жизнь, когда буду складывать брюки, всегда буду вспоминать Вас!» Вспоминаешь или забыл?.. Серёжу Занько я встречаю и теперь. Главный мой помощник, спасибо тебе, Серёжа, ты в силу своего возраста, наверное, не понимал, каким ты был мне помощником. Отзывчивый и впитывающий любое доброе слово, сколько раз ты помогал донести его до тех, в ком бурлил дух неприятия ко всякому «школению» со стороны взрослых. Ты, когда, не знаю, внушал добрые намерения своим одноклассникам, и они слушали тебя часто больше, чем меня, и ты был лидером в классе. И как хорошо, что добрым лидером. При этом, дети тебя никогда не считали подхалимом. Это качество особенно не принималось в коллективе. Я рада, что в жизни у тебя всё хорошо. Твоё умение «ладить» с людьми помогает тебе и сейчас. Доброго здоровья тебе и твоей дружной семье». Наташа Иванович, Нина Морозова, Таня Макоед, как вы мне помогали и своим одноклассникам на самоподготовках! Наташа Ермакович… ты как никто помнишь добро, оно запало тебе в душу. Надеюсь, ты возвращаешь его своим детям. Милые, родные мои, помню всех вас, и Алёшу Проститенко всегда с грустью, вспоминаю его болезнь и свой сон: «Ко мне во сне пришла его мама и не хотела со мной говорить, отворачивала своё лицо». А днём Алёшу отвезли в больницу.

Третий класс. Однажды мне пришлось заменить Светлану Борисовну. Урок русского языка: в условии упражнения предлагалось устно пояснить значение ряда слов, среди которых было существительное — «чуткость». Некоторая нерешительность детей, а потом один за другим дети рассказывали о своём понимании этого слова. Большинство детей толкует его значение, связывая с органом слуха. Я, было, уже совсем готова к длинной беседе о его другом значении. Но увидела, как несмело поднимается рука маленького мальчика — Зайцева Димы. Его ответ удивил меня краткостью и своей чёткостью: «Чуткость — это когда человек слышит не ушами, а сердцем!»

Я поняла, что моя длинная беседа на эту тему была бы хуже его краткой фразы. А всегда ли мы, общаясь, с детьми имели такую чуткость?..

Говорить о каждом надо было б больше, но для этого понадобилась бы отдельно целая книга. Может быть, кому-то из вас придёт желание описать всех и всю вашу жизнь в интернате?.. Это была бы интересная книга не только вашим одноклассникам, но и вашим жёнам, мужьям и детям и, конечно же, пока ещё ныне живущим учителям и воспитателям, которые работали с вами. Мы росли, учились, не всё и не всегда было гладко. Мои воспоминания были бы неполными, если бы я не написала о своих коллегах. Михаил Наумович Копытковский. Деловой стиль педагогических советов не забуду никогда. Никому из учителей не приходило в голову приносить на педсовет тетрадки для проверки или заполнять графы классного журнала. Педсовет, где обсуждались современные требования к уроку, я не забываю до сих пор. Такой квалифицированной лекции по методике я не слышала даже в институте. Он грамотно умел руководить коллективом. Уважал достоинство каждого учителя и воспитателя, вовремя поощрял нужным словом и направлял тактичными замечаниями, его уважали все воспитанники. Иван Васильевич Тимашов, правая рука Михаила Наумовича, был человеком дела. Без излишней сентиментальности, умел держать, что называется, трудовую дисциплину, был и сам человеком долга. Вера Владимировна — особый человек, как в администрации, так и в коллективе учителей, воспитателей и воспитанников интерната. Уверена, что желающих сказать о ней добрые слова окажется много. Она была прекрасным методистом.

Жизнь каждого моего ученика заслуживает, чтобы о нём было написана отдельная повесть, на страницах которой мы могли бы прочитать о тяжёлой их судьбе, о их нерадивых родителях и о беззаветной любви к ним их детей, несмотря ни на что. Тяжёлое не детское сокрушение по поводу смерти кого-то одного из самых дорогих им людей, а то и обоих, тоже были бы в этой повести, нашлось бы место стареньким рваным детским перчаткам, которые сберегались потому, что их когда-то купила для Лены её мама. Подробный, до мелочей рассказ маленькой первоклассницы Наташи, как папа убивал маму на глазах у детей, нельзя было слушать без ужаса. А Коля, привезённый директором одной из школ района в одежде своего сына, потому что своей, более-менее, хорошей одежды у мальчика не было, удивил меня больше всех. С полуулыбкой удовлетворения одевал он новую одежду: новый школьный костюм, новую рабочую одежду, новое бельё и новые ботинки, новую куртку. Казалось, мальчик должен был быть доволен всем. Но уже через 3 месяца от такой, казалось бы, «новой» благополучной жизни Коля плакал навзрыд и со словами: «На чёрта мне тут быть!» — уехал к себе домой, с очень бедно одетой мамой, в старой поношенной одёжке, которую мама привезла с собой. Тогда я поняла, что добро не всегда является залогом любви. Кажется, что расположишься к ребёнку, как к родному — и заботишься о нём, и душа у тебя по нём болит, а он сторонится тебя. Почему? Этого никто не знает. Но, работая в интернате, поняла тяжёлую, иногда, участь мачехи. Надо обладать очень большим ресурсом мудрости, чтобы понять, что ребёнок не обязан любить тебя, чужую для него «тётку». Он ещё не умеет хитрить, подделывать чувства или скрывать их.

Кажется, не было у меня плохих детей, но когда узнаю их взрослую судьбу, печалюсь, потому что благополучная взрослая жизнь для них скорее исключение, чем правило. Наверное, слишком рано «выталкивала» их школа-интернат в самостоятельную жизнь, к которой они не были ещё готовы. Оступившись один раз, они не находили ни опоры, ни поддержки и увязали в «болоте жизни» всё больше и больше. Было ли им плохо в интернате? Нет! Материальные затраты государства на такие учреждения никак нельзя назвать недостаточными. Одежда, постельные принадлежности, хорошее питание, игрушки.

Досуг детей со многими кружками практичной направленности, походы, экскурсии, поездки в города-герои, летние лагеря отдыха, всесоюзный пионерский лагерь «Артек» и республиканский «Орлёнок». Обслуживающий персонал: работники кухни, прачечной, медработники, техперсонал, ночные няни — все получали зарплату. А учителя и воспитатели… Это были не бедные расходы для государства. Но, по окончании школы, дети оказывались в положении человека, не умеющего плавать, выброшенного в «открытое море». Сейчас часто слышу о недостатках работы школ-интернатов и о преимуществах домов семейного типа. Сдержанно отношусь к дифирамбам этим заведениям, знаю, что о их преимуществах говорить ещё рано. Время покажет. Успех любого дела определяется людьми, которые его выполняют.

Вспоминаю детей, вспоминаю воспитателей и учителей, с которыми работала «бок о бок». О каждом могу сказать заслуженные, добрые слова, но так, как и о детях, обо всех сказать невозможно из-за малоёмкости жанра сборника. Но о Екатерине Фёдоровне Пашкевич (Прокопчук), учительнице математики, не сказать просто нельзя. Никогда не слышала от неё слов о «тупых» детях. Принимая класс от учителя начальной школы, она сразу же выявляла пробелы в знаниях учащихся и, не вдаваясь в рассуждения об их причинах, не теряя времени на разговоры, в течение первой четверти восполняла пробелы знаний путём повторения: индивидуального с каждым учеником, по группам, по звеньям. При этом добивалась усвоения нового материала всеми учащимися. Мне кажется, что её выпускники получали очень глубокие знания по математике. Способности каждого учащегося были, что называется, «задействованы» в полной мере. Я удивлялась, когда дети кричали «Ура!», услышав, что по каким-то причинам вместо физкультуры будет урок математики.

Поработав рядом с Екатериной Фёдоровной некоторое время, я поняла, что она очень умеет создать на уроке «ситуацию успеха» для каждого учащегося. У неё на уроках дети нравились сами себе. Ни разу не помню, чтобы домашнее задание по математике было у кого-то не записано в дневнике. Домашние задания давались чётко и неизменно чётко проверялись и оценивались. Дети это знали и очень серъёзно относились к выполнению домашних заданий на самоподготовке, а это для воспитателя большая помощь, потому что определяет дисциплину. Я теперь точно могу сказать, что Екатерина Фёдоровна своей системой работы, своей методикой на уроках дисциплинировала мою группу даже тогда, когда дети её не видели. При этом она всегда оставалась корректной по отношению к любому ученику. Ни разу не слышала сомнений в объективности её оценок. Помню, в 7-ой класс поступила к нам Надя из сельской школы Ганцевичского района. Судьба у девочки была нелёгкой, она была буквально с нулевыми знаниями. И вот Екатерина Фёдоровна взялась за неё, как обычно, без ропота и нареканий. К Новому году у нас был успех. Екатерина Фёдоровна показывает мне её контрольную работу и радостно сообщает, что она Наде поставила заслуженную «двойку». И ещё раз подчёркивает мне: «Это обыкновенная двойка за контрольную работу». Мы — я, Надя, и все ученики 7-го класса, приняли это как успех. Надя в конце года вышла таки на твёрдую «тройку». Девочка была не без способностей.

Много ли у нас учителей, готовых для такой работы? Поэтому опять возвращаюсь к тому, что всё определяется людьми, которые рядом с детьми. Считаю вредными для воспитания и обучения разговоры о том, что дети плохие. Учитель должен соответствовать своему званию. Дети всегда такие, какими делают их взрослые. Они просто не могут быть лучше нас. Может быть, давайте сами станем умнее, мудрее, а потом уж будем ожидать этого от детей.

Всем моим коллегам по интернату и воспитанникам наилучшие пожелания!

Панасюк Лариса Константиновна. Работала учительницей биологии и воспитательницей с 1981 года по 1991 год.