Отец писательницы

«По клировой ведомости Якимо-Слободской Николаевской церкви за 1858 год показан сверхштатный диакон Фёдор Васильевич Чистяков, 32-х лет, дьячковский сын, по увольнении из низшего отделения Минской духовной семинарии в 1843 году сентября 6 дня определён был дьячком к Петриковской Воскресной церкви.

1844 года октября 26 дня определён в Пинское духовное правление помощником столоначальника.

1845 года июня 27 перемещён Новогрудского уезда в Волнянский Святотроицкий монастырь на должность псаломщика, письмоводителя и учителя девиц, находящихся в оном монастыре на воспитании.

1848 года июня 4 рукоположен в диакона Борисовского уезда, к Хлопеницкой Успенской церкви, грамоту имеет.

1 октября переведен к Слуцкому Николаевскому собору.

1849 года февраля 4 дня перемещён Бобруйского уезда к Парицкой Свято-Духовской церкви.

Того ж года августа 30 перемещён к Лаховской Рождества Богородицы церкви Мозырского уезда».

Лахва оказалась седьмым местом службы отца Софии Прорвич — о. Фёдора Чистякова. Частые переводы, нищенское содержание и бесправие перед священником — настоятелем — привели к острому конфликту между двумя священнослужителями: диакон Фёдор, требуя улучшить свое материальное положение, «взорвался»:

«1852 года октября 15 дня за дерзость против священника Станислава Плыщевского и причинение ему тяжкой обиды тасканием за волосы и ругательственными словами о. Фёдор отрешён от диаконского места Лаховской церкви и с запрещением ему священнослужения и ношения рясы определен Речицкого уезда к Брагинской Николаевской церкви на дьячковское место под строгий надзор благочинного.

1854 года марта 3 дня по резолюции Его Высокопреосвященства разрешено ему священнослужение и ношение рясы.

1854 года октября 9 назначен к Якимослободской церкви.

Рекомендуется так: поведения хорошего, обучает поселянских детей грамоте».

Да, именно так — «поведения хорошего» — невзирая на полуторагодовый запрет в священнослужении! Ведь правящему архиерею было ясно, что доведённый до нищеты, постоянно унижаемый диакон вынужден был восстать против настоятеля!

После снятия запрета — назначение в Якимовичскую Слободу: здесь о. Фёдора ждало весьма приличное для диакона содержание, но не от казны или от прихода, а от частного лица — «тамошнего помещика Ивана Адамовича»:

«При Якимо-Слободской Николаевской церкви диакон Фёдор Чистяков остаётся на положении таком, какое предназначено и утверждено для диакона при Парицкой Свято-Духовской церкви помещиком Г. Пущином, а именно:

— озимого и ярового хлеба по равной части, двенадцать с половиною четвертей,
— льну два пуда,
— пеньки один пуд,
— горячего вина, или вместо оного другими продуктами два ведра,
— сена на две лошади и две коровы,
— жалованья восемьдесят рублей в серебре,
— сверх того две слуги и помещение.

Все вышепрописанное будет выдаваться по четвертям года, а сено — по надобности.

Новоопределённый же к Якимо-Слободской Николаевской церкви диакон Фёдор Чистяков обязан:

1) Завесть училище и в оном обучать мальчиков чтению, письму, цветоводству, по возможности и простому придворному пению;
2) Обучать девочек молитвам Богу;
3) Служить в церкви диаконом».

Само собою разумеется, что мальчики также должны были знать молитвы, а вот девочкам грамота была как будто и не обязательна, во всяком случае, прямого указания на обучение их грамоте нет.

Училище о. Фёдору удалось «завесть», но долго пользоваться высоким приходским содержанием не пришлось: вскоре по-следовали новые перемещения: Бегомль, Узда, Ольгомель, Оздамичи. Частые переводы не давали возможности семье обжиться, «пустить корни» в родной земле, почувствовать достаток и уют оседлой жизни.

Частые переезды объясняются тем, что приходы в западных епархиях были заражены униатством, которое Российская империя вкупе с православной церковью хотела побыстрее искоренить. Гоняя священника с прихода на приход, можно было легко избежать возврата к унии.

Оздамичи, «полесская глушь» — двенадцатый (!) приход главы семейства, где семья Чистяковых остановилась навсегда.

Да, в Оздамичах прошло детство писательницы; Оздамичи она называет своей родиной, и кто будет оспаривать это? Но... есть одно существенное «но»: её рождение не зарегистрировано в книге Оздамичской церкви, и вот по какой причине. Семья проживала в соседнем Ольгомеле, где и родилась София Фёдоровна. Это примерно в 2-х км от Оздамич. Ольгомельская церковь — бывшая униатская, и архиерей решил Ольгомельскую церковь закрыть, а жителей Ольгомеля приписать к соседнему Оздамичскому приходу. Бывшие униатские приходы, силой или «добровольно» переведенные в православие, тогда массово закрывались. Последовали грозные предписания архиерея и благочинного: от о. Фёдора требовали немедленно переселиться из Ольгомеля в Оздамичи, о чём было заведено соответствующее дело.

Документация ставшей уже приписной Ольгомельской церкви была сдана благочинному и затерялась: выяснить точную дату рождения писательницы так и не удалось.

Вероятно, ольгомельские жители в нравственном плане отличались от оздамичан несколько в лучшую сторону: в 1854 году «слава» об Оздамичах загремела не только на всю округу, но и на всю епархию. Дела, заведенные в те годы и хранящиеся теперь в минском архиве НИАБ, шокируют своими названиями.

«Дело о изнасиловании дьячком оздамичской церкви Михаилом Мицкевичем жены заштатного дьячка сей же церкви Григория Сулковского Елисаветы. Началось 27 мая 1854 г. Кончено 9 октября 1854 г. на 41 листе».

Неизвестно, кто был бы следующей жертвой сексуально неудержимого дьячка, если бы не повлекло его на подвиги иного рода: зачесались кулаки. Не успели «кончить» дело об изнасиловании — завели новое. «Дело о причинении заштатному дьячку Оздамичской церкви Григорию Сулковскому побоев дьячком сей же церкви Михаилом Мицкевичем и его женою Александрою. Началось 8 октября 1858 г. На 40 листах».

Настоятель церкви о. Даниил Шелютин, не выдержав дьячковских скандалов, ушел на другой приход: перевелся в Белоушу. Правда, «дело о переводе» волокитили в епархиальной канцелярии... аж 4 года. Но теперь дьячки были предоставлены сами себе! Наконец, в марте 1863 года в Оздамичи назначили священника Павла Прорвича: его сын Николай станет позже мужем писательницы. А пока босоногое детство Софии проходило в Ольгомеле, а её будущего мужа — в Оздамичах, родители-соседи успели познакомиться и сдружиться. Их дети, став взрослыми, поженились, и София Чистякова получает фамилию мужа: Прорвич.

Отец Павел добился перевода на отдельный приход скандально известного дьячка Мицкевича, но начались недоразумения с дьячком Сулковским. Всё тот же многострадальный дьячок Сулковский, семья которого натерпелась от М. Мицкевича, обижен на этот раз настоятелем: последний заставил его «нанять на свой счет и удерживать на своем столе учителя для обучения прихожанских детей..., а сам участвовать в сем совершенно отказался, несмотря на то, что два сына его там же учатся».

Один из этих двух «сынов» настоятеля, учеников оздамичской школы, — будущий муж писательницы; его одноклассницей, возможно, была и София — будущая жена Николая Прорвича.