Интернат ты наш, интернатушка...

Запах родного дома…

Очень хорошо помню свою первую учительницу Валентину Дмитриевну Бушило, человека, который научил меня читать и писать. Как я жадно поглощал первые азы досель неведомой мне науки…

Когда мама приезжала меня навестить, я в радостных эмоциях, что вижу родного мне человека, краем уха мог слышать, как учительница и воспитатель хвалили меня за хорошую успеваемость. Я обещал маме, что буду ещё больше стараться, чтобы она могла гордиться мною и больше не называла меня “Яшка” (Так звали моего отца, который нас с младшим братиком оставил, когда мне было 3 годика, и репутацию, из слов мамы, имел плохую).

Помню своих воспитателей: Лидию Тимофеевну Еськову, Светлану Борисовну Ледовских, Владимира Прокофьевича Тупеко, Надежду Сергеевну Казанскую, Ивана Алексеевича Панасюка, Анну Платоновну Черноокую и многих других.

Годы, проведённые в интернате, я вспоминаю с глубокой ностальгией. Очень часто вспоминаю своих одноклассников, с кем, как говорится, не один пуд соли съел: вместе играли, дрались друг с другом, стояли один за одного, иногда и воровали, — всякое бывало за 8 лет жизни в интернате. Решётка в погребе, где хранились овощи и фрукты, не закрывалась. Сколько мы оттуда перетаскали картошки, свёклы, морковки и даже квашеной капусты, мочёных яблок. У нас ведь был и свой сад, посаженный первыми воспитанниками. Самым любимым лакомством у нас считалось домашнее сало. Его делёжка — это целый церемониал, в результате которого доставалось по маленькому кусочку, но каждому. Исключением бывали те, кто “шкерился” — т.е. прятал свою “поживу”. В интернате был свой сленг: например, прося что-нибудь перекусить, говорили: “Дай, чем “давишься” Не гнушались иногда и подворовывать. Сколько себя помню, постоянно хотелось кушать. Кормили нас очень хорошо, и к тому же наш повар тётя Таня всегда давала добавку. Конфеты давали только в праздники и по воскресеньям. Порой из-за них дрались, если кто-то хотел их прибрать один или “стащить” незаметно со стола. Конфеты можно было съесть или обменять на что-либо нужное в интернатской жизни. Очень помнятся те моменты, когда к кому-нибудь приезжали родные или близкие, а мы стояли всегда гурьбой и смотрели, что ему привезли...

Вспоминаю, как ходили на железную дорогу и лихо на перегонах цеплялись за вагоны и таким образом “катались”, а на следующем перегоне прыгали в откос (никто не задумывался о смертельной опасности).

В интернате я хорошо научился владеть портняжной иглой. В банные дни выдавали чистое бельё, меняли одежду, которая не всегда была по размеру, а у портного уже стояла очередь. Рассчитывать приходилось только на себя. А вот с обувью дело обтояло посложнее: приходилось набивать бумагу в носки и подгибать пальцы ног, чтобы не шлёпать при ходьбе. Впоследствии, как выяснилось, я приобрёл из-за этого плоскостопие.

Помню хорошо дядю Романа, (Шепетько Роман Петрович. И.П.) нашего мастера “сапожных дел”. В интернате имелось своё подсобное хозяйство: пахотная земля, теплица, свиноферма, лошадь, сад и огород. Каждый класс (начиная с 7-го) дежурил по кухне. О, это было что-то, вручную приходилось начистить по 3-4 огромных бака картошки. Всё шло так изо дня в день, из года в год, вплоть до июня 1982 года. Жизнь воспитанников была вся подчинена строгому режиму. Воспитатели держали дисциплину в группах. Кто-то может спросить, а когда у нас было время бедокурить?.. А ещё нужно было остаться безнаказанным и не подвести другого, иначе ”тёмная” была неизбежна. Периодически количественный состав воспитанников то уменьшался, то увеличивался. Многие удирали из интерната, затем одни возвращались, другие переводились ближе к своим родным, а некоторых просто забирали домой, где они и продолжали учёбу.

Хочется ещё раз вспомнить о тех, которые в моей памяти останутся навсегда, а ведь прошло ровно 30 лет! Куда, кого и зачем? Многих я пытался найти, но результатов это не принесло. Кто-то до сих пор находится “далеко” от родных мест.

Из “инкубатора” мы вышли в ту “гражданскую” жизнь, как слепые котята! Ведь эти ещё очень юные души не были готовы к таким большим переменам и испытаниям. Не были готовы и к тому, в чём “купались” наши сверстники из благополучных гражданских семей в общеобразовательных школах. Нет, вопрос не в материальном положении, вопрос в адаптации к самостоятельной жизни, ещё по сути детей, которым исполнилось лишь по 14-15 лет! Жить, общаться с ними, просить, иногда бить поклоны. К этому мы не были приучены. Мои друзья и одноклассники по интернату не умели и не стали бы этого делать, так как они жили в своём, уже подготовленном мире, основанном на определённых принципах. На любую провокацию со стороны у человека, не подготовленного духовно, нравственно, включается “блок самосохранения” — не дать себя в обиду, так как за своей спиной никого нет. Это не результат плохого воспитания, а недостаток (в нужный трудный момент формирования) материнского тепла, отцовского слова, поддержки близких тебе людей. В случае отсутствия этого, у человека развивается комплекс неполноценности, мнительность, что в итоге вызывает неврозы различного характера и степени. Это вынашивается годами и сидит глубоко в душе, как заноза. Такой комплекс дал о себе знать некоторым, которые со мной учились и подавали большие надежды, имели очень хорошие аттестаты, но им осталось довольствоваться малым, а те, кто был по жизни “чухан”, пошли работать туда, где можно почувствовать себя ”выше других”, таких, какими были сами раньше, почувствовать своё превосходство. Это не моё. Однако, это всего лишь мои личные наблюдения.

Во время своей службы в вооружённых силах СССР в г. Чита наша часть шефствовала над одной из школ-интернатов города. Мне неоднократно приходилось общаться с ребятишками из интерната. Ещё раз анализируя положение воспитанников в детских домах и школах-интернатах, убедился в правдивости вышеизложенного.

Уходя от воспоминаний, не могу не написать об одном инциденте с учительницей английского языка. В начале урока учительница проверила у всех карманы, так как кто-то разбросал в классе семечки тыквы. У меня тоже нашли шелуху от семечек. Преподавательница стала утверждать, что это я намусорил. Она высыпала содержимое моих карманов и заставила на перемене убрать класс. Кажется, что здесь такого? В действиях учительницы я нашёл личное оскорбление, что привело к насмешкам в мой адрес со стороны одноклассников. Я высказал своё мнение в очень неприличной форме, в результате чего меня отвели на “ковёр” к директору школы-интерната Михаилу Наумовичу Копытковскому, очень уважаемому как всеми воспитанниками, так и всем коллективом работников. А ведь шелуху, завёрнутую в газету, я хранил в кармане очень давно. Эти семечки были с того места, которое я люблю и по которому скучаю, где живёт моя мама и брат, это было единственным, что напоминало мне о доме, пахло печью и родными стенами. И здесь в одну минуту меня лишили этой связи. Порой я ходил на автостанцию и смотрел, как уходит автобус в мою родную деревню. Иногда встречал его, всматриваясь в лица пассажиров, надеясь увидеть родные лица…

Впоследствии меня выслушал Михаил Наумович, привёл в класс и в спокойной обстановке завёл разговор не по поводу моего проступка и поведения других ребят, а так, просто о жизни, о родителях, братьях и сёстрах. Рассказал о своём тяжёлом военном детстве. Это не единичный случай, когда директору и преподавателям приходилось сглаживать острые углы, порой, в очень сложных и трудных ситуациях. (И воспитанникам, и учителям, и воспитателям было нелегко находить иногда общий язык, однако все понимали, что одним нужно жить здесь и учиться, другим — нужно учить ребят, воспитывать и помогать им готовиться к нелёгкой будущей жизни. И.П.)

Низкий вам поклон, мои родные Учителя! Дорогие мои одноклассники, я помню о вас и вас всех и скорблю в душе, что мы друг о друге находимся в таком неведении и безызвестности. Надеюсь, что вы прочтёте эти строки и напишете в страничке “Одноклассники”.

С любовью и добрыми пожеланиями — Николай Яковлевич Кононович, город Микашевичи. Лунинецкий район. Храни вас всех Господь! 15 сентября 2012 года.